Спектакль произвел на меня сильное впечатление ( может, в противном случае я бы и не стал ничего писать о нем). Его целостный, художественный и, уже ощутимое мной «послевкусие» — интеллектуальный эффект — результат сожаления, нет, синтеза трех важнейших составляющих любого театрального события: качественной драматургии, адекватной пьесе режиссуры и, самое главное, конечно, работы актеров.
Коротко и скажу о каждой из составляющих.
Пьеса подтвердила последовательную приверженность Бьерклунда к традициям литературного и драматургического модернизма. Каждая «клеточка» пьесы, каждый ее персонаж манифестируют глубокое несовершенство и принципиальное неблагополучие мира, потерянность человека в нем, его пленность беспросветной обыденностью, его трагическое осознание бессмысленности, существование и не менее трагические попытки вырваться из пут серой механической повседневности, попытки пробиться хоть к какому — то смыслу, какой — то альтернативе, отчуждению и утраты себя. Мне кажется, все это воплощено Бьерклундом в отличном тексте, в пьесе простой и архитектурно — стройный, ясный сюжет. Он держится на очень понятно выписаных, имеющих (каждый) собственное лицо и смысл персонажа: слепой старик, его внук- подросток Виктор, страдающий аутизмом и другими психическими отклонениями, и помогающий им много лет Борис — воплощение как интеллектуально — нравственного здоровья, так и неодолимой ограниченности «нормального» мало-образовательного обывателя. Язык пьесы ясен и лаконичен и , при этом «открыт», лишен риторических украшений и точен — совершенно нет «воды», болтовни, необязательных, лишних слов. По этому у зрителя очень быстро рождается ощущение концентрированности, существенности, значительности происходящего и произносимого — и это несмотря на то, что автор не обостряет фатально-воспроизводимую изо дня в день и замкнутую в пространстве одной комнаты жизнь героев экстремами языка ( сленг, мат и т.п.).По этому взрыв финала не ломает общей архитектоники целого, но, пусть не надолго, все же отменяет всепобеждающий фатализм принужденного существования. Для меня, признаюсь, финал оказался неожиданным, но тем радостней было сопереживать этой находке Бьерклунда, таки нашедшего в унылом и страшном монолите отчужденный экзистенции маленькую щелочку, просвет смысла, достоинства, отчаяной отваги, и, пусть горчащих, но веры и надежды.
Режиссер Алексей Янковский и артисты сумели в камерном пространстве театра сохранить многозначный, но графически — определенный, рельефный, эмоциональный колорит, нарастающий драматический интонационный строй пьесы. Рисунок каждой роли четко очерчен, обладает, извините за выражение, ясной идейно — смысловой доминанты, но живущие в этом рисунке и выражающий эти доминанты персонажей органичны, имеют «лица, необщее выражение». Им веришь! Как и постоянно рождающимся в их отношениях, вспыхивающим, как бы само собой, помимо их намерений в стычках, перебранках, взрывах агрессивности и слепого упорства. Персонажи не могут друг без друга, таят в себе не только потребность, но и рожденную годами совместной жизни симпатию к друг другу, но гармонию, простое сердечное согласие между собой давно утратили. Дух сиротства живет в этом бедном, во всех смыслах пространстве. Прекрасная нежно — гармоническая музыка только усиливает это чувство сиротства, нехватки тепла и солидарности, простого сострадания. Все три исполнителя: Александр Сергеев, Алексей Шестаков, Азат Нигматуллин, все они великолепно точны, великолепно выразительны и органичны. Причем каждый по — своему. Что касается Сергеева, то он — известный мастер современного остро — аскетичного психологизма. Его нетривиальная внутренняя индивидуальность настолько современна, что все его роли столь же современны и своевременны. А вот артист Шестаков открылся по — новому. В его роли есть простой, как кажется сперва, содержательно даже примитивный и константный, но потом выясняется — внутренне изменчивый первый план. Однако постепенно и для нас, неожиданно в его Борисе проглядывают и иные планы, глубоко спрятанные под текстом, в конечном счете, его странная, грубая и схематичная по форме, но настоящая, по сути человечность ( забота, преданность, верность, душевная привязанность, бескорыстная ответственность и, уж совсем неожиданная для такого существа рефлексия, глубокая неудовлетворенность своей жизнью и тоска по жизни лучшей). Азат Нигматуллин прекрасно передает нездоровую, причудливую психику своего Виктора, его детскость, ранимость, метаморфозы эмоциональных состояний — и ту изумительно-невероятную внутреннюю правдивость ребенка и, одновременно, психически-ненормального человека, который становиться пусковым механизмом его ( и нашего зрительского катарсического) прорыва к свободе и смыслу. Финал спектакля усилен щемяще — прекрасной музыкой реквиема Верди — музыкой обретенной гармонией и прощание с ней, божественной (светлой) предопределенности.
Волхонка еще раз доказала существенность, духовную плодотворность своего творческого существования.
Коротко и скажу о каждой из составляющих.
Пьеса подтвердила последовательную приверженность Бьерклунда к традициям литературного и драматургического модернизма. Каждая «клеточка» пьесы, каждый ее персонаж манифестируют глубокое несовершенство и принципиальное неблагополучие мира, потерянность человека в нем, его пленность беспросветной обыденностью, его трагическое осознание бессмысленности, существование и не менее трагические попытки вырваться из пут серой механической повседневности, попытки пробиться хоть к какому — то смыслу, какой — то альтернативе, отчуждению и утраты себя. Мне кажется, все это воплощено Бьерклундом в отличном тексте, в пьесе простой и архитектурно — стройный, ясный сюжет. Он держится на очень понятно выписаных, имеющих (каждый) собственное лицо и смысл персонажа: слепой старик, его внук- подросток Виктор, страдающий аутизмом и другими психическими отклонениями, и помогающий им много лет Борис — воплощение как интеллектуально — нравственного здоровья, так и неодолимой ограниченности «нормального» мало-образовательного обывателя. Язык пьесы ясен и лаконичен и , при этом «открыт», лишен риторических украшений и точен — совершенно нет «воды», болтовни, необязательных, лишних слов. По этому у зрителя очень быстро рождается ощущение концентрированности, существенности, значительности происходящего и произносимого — и это несмотря на то, что автор не обостряет фатально-воспроизводимую изо дня в день и замкнутую в пространстве одной комнаты жизнь героев экстремами языка ( сленг, мат и т.п.).По этому взрыв финала не ломает общей архитектоники целого, но, пусть не надолго, все же отменяет всепобеждающий фатализм принужденного существования. Для меня, признаюсь, финал оказался неожиданным, но тем радостней было сопереживать этой находке Бьерклунда, таки нашедшего в унылом и страшном монолите отчужденный экзистенции маленькую щелочку, просвет смысла, достоинства, отчаяной отваги, и, пусть горчащих, но веры и надежды.
Режиссер Алексей Янковский и артисты сумели в камерном пространстве театра сохранить многозначный, но графически — определенный, рельефный, эмоциональный колорит, нарастающий драматический интонационный строй пьесы. Рисунок каждой роли четко очерчен, обладает, извините за выражение, ясной идейно — смысловой доминанты, но живущие в этом рисунке и выражающий эти доминанты персонажей органичны, имеют «лица, необщее выражение». Им веришь! Как и постоянно рождающимся в их отношениях, вспыхивающим, как бы само собой, помимо их намерений в стычках, перебранках, взрывах агрессивности и слепого упорства. Персонажи не могут друг без друга, таят в себе не только потребность, но и рожденную годами совместной жизни симпатию к друг другу, но гармонию, простое сердечное согласие между собой давно утратили. Дух сиротства живет в этом бедном, во всех смыслах пространстве. Прекрасная нежно — гармоническая музыка только усиливает это чувство сиротства, нехватки тепла и солидарности, простого сострадания. Все три исполнителя: Александр Сергеев, Алексей Шестаков, Азат Нигматуллин, все они великолепно точны, великолепно выразительны и органичны. Причем каждый по — своему. Что касается Сергеева, то он — известный мастер современного остро — аскетичного психологизма. Его нетривиальная внутренняя индивидуальность настолько современна, что все его роли столь же современны и своевременны. А вот артист Шестаков открылся по — новому. В его роли есть простой, как кажется сперва, содержательно даже примитивный и константный, но потом выясняется — внутренне изменчивый первый план. Однако постепенно и для нас, неожиданно в его Борисе проглядывают и иные планы, глубоко спрятанные под текстом, в конечном счете, его странная, грубая и схематичная по форме, но настоящая, по сути человечность ( забота, преданность, верность, душевная привязанность, бескорыстная ответственность и, уж совсем неожиданная для такого существа рефлексия, глубокая неудовлетворенность своей жизнью и тоска по жизни лучшей). Азат Нигматуллин прекрасно передает нездоровую, причудливую психику своего Виктора, его детскость, ранимость, метаморфозы эмоциональных состояний — и ту изумительно-невероятную внутреннюю правдивость ребенка и, одновременно, психически-ненормального человека, который становиться пусковым механизмом его ( и нашего зрительского катарсического) прорыва к свободе и смыслу. Финал спектакля усилен щемяще — прекрасной музыкой реквиема Верди — музыкой обретенной гармонией и прощание с ней, божественной (светлой) предопределенности.
Волхонка еще раз доказала существенность, духовную плодотворность своего творческого существования.
-Лев Закс.